Художник Артур Никитин. Искусство комбинации

1943 год, Ленинград. Второй год под блокадой. Солдат держит за руку обессиленного мальчика лет пяти. Совсем скоро мы увидим этого мальчика уже на Урале, значительно окрепшего и улыбающегося бабушке и дедушке. Солдат спас ему жизнь, а его, солдата, в свою очередь, тоже спасли — мама мальчика, хирург.

Эту часть своей жизни мальчик запомнит ярко. Впоследствии, уже став признанным художником, часто будет беседовать об этом с журналистами. Не рожденный в Латвии (как мы уже поняли) Артур Никитин оказался здесь в 1947: сам Доктор Паулс Страдиньш, основоположник клинической онкологии в Латвии, пригласил сюда его маму-хирурга.  

От скальпеля к кисти

Артур Никитин начал учебу в Рижском медицинском колледже, а закончил Латвийскую Академию Художеств по классу графики, куда был принят сразу на второй курс. 

Рисовал он самого детства: больше всего его тогда завораживали мраморные статуи, корабли и огромные мосты Петербурга. И этот каменный мир он любил переносить на бумагу. В медицинском он проучился четыре года, а это значит, что те же четыре года посвящал все свободное время рисованию; говорил, что тогда перерисовал всех своих однокурсников. С тех пор его любовь к портретному жанру не угасала, и сегодня портретов в его коллекции — больше десяти тысяч. 

В 20 лет он начнет участвовать в выставках, а чуть позже станет членом Союза художников Латвии, профессором и уважаемым лектором. Сейчас работы Никитина можно увидеть в Латвийском Национальном Художественном музее, в трех главных музеях России и в частных коллекциях по всему миру. 

Не меньше, чем живописец, он известен как скульптор, дизайнер, иллюстратор, график. При этом он большой хулиган в искусстве (да и в жизни тоже, как говорили те, кто его очень любил). Бесконечное метание от стиля к стилю можно назвать его творческой философией. Он любил говорить, что художник, работающий в одном ключе (только в реализме или только в абстракции, например), не слишком интересен.

Хотя абстракцию Никитин любил всей своей душой. В общем-то, он одним из первых в Латвии стал в этом направлении экспериментировать. Ему нравилось, что в абстракции действительно можно показать то, чего никогда, никогда не скажешь в реальном.

«Вы закрываете глаза и представляете себе плоскость, не имеет значения какую: холст, бумагу, громадную стену. И вы делаете первые свои шаги — рисунки. Или углём, или мелом по чёрному, или ещё как-то, но с закрытыми глазами».

Именно так должна начинаться работа абстракциониста и именно этому он учил своих студентов. Абстракция рождается из чистого хаоса, момента, когда контроль над разумом в какой-то мере теряется и руки просто переносят информацию из бессознательного. 

«А потом вы открываете глаза, и они уже контролируют всё. Тогда вы это хаотическое должны привести в порядок».

Большинство его работ также начиналось с этого хаоса. 

В глазах других — бунтарь

«Он такой же, как океан — с приливами и отливами, штормами, торнадо, бризами, какими-то невероятными глубинами, а потом — какой-то удивительный покой, тишина», — говорила его жена и вечная муза Тата. 

Его хулиганская душа проявлялась не только в творчестве. Еще в детстве он дрался много и по-настоящему, но с одним условием: лежачего — никогда. А как-то, не задавая лишних вопросов, спустил коллегу-мужчину с лестницы, узнав, что тот обидел коллегу-женщину. 

Понимая и принимая свою натуру, он называл себя человеком с ядерным пульсом. Впрочем, ядерный пульс — не только лишь метафора: его детство и молодость видели не одну войну, первые космические экспедиции и открытие все мы знаем какого оружия. Его же оружием, несмотря на все это, на всю жизнь осталось искусство и оптимизм. Его ученик, художник и поэт Владимир Новиков, говорил об учителе так: «Никитин учил нас очень глубоко смотреть на цвет — он у него всегда сочный, неожиданный, но неизменно позитивный, что бы он ни изображал».

Портрет и Цвет

Из всех возможных цветов Никитин больше всего восхищался цветом человеческого лица: «Как бы ни были красивы яблоко и апельсин, — говорил он, — цвет кожи человеческой — вот где бесконечная цветовая система. Передать переливы цвета кожи — это что-то безумное». Но, по его собственному признанию, красивыми лица у него не получались никогда. 

Портретист должен, обязан быть хорошим психологом. Никитин, однако, выразил эту мысль чуть иначе, в своей привычной манере: «Если ты тупой, то портреты делать не будешь». В каждом человеке он видел тайну, и рисковал эту тайну приоткрывать через портрет. 

«Портретами можно вернуть время!» — как-то сказали ему гости из Америки, разом купившие у него 30 портретов. И их слова тогда сильно на него повлияли: он подумал, что портреты — это, пожалуй, действительно одно из главнейших достижений его творчества. Их значимость он сравнивал лишь с портретами городов, «свидетелей каждой прошедшей эпохи». Этих портретов в его коллекции тоже достаточно, и главной его тут моделью осталась старая Рига.

Картинки поменьше 

Любовь к чтению и мастерство интерпретатора привели Никитина к иллюстрации классики. Что он только ни создавал — от литографий к сказкам Пушкина и «Мастеру и Маргарите» до офортов (такие гравюры на металле) с литературными миниатюрами на Уайльда и Куприна. 

Нарисуй мне песню

Живя в искусстве изобразительном, он преклонялся перед искусством звуковым. Считал музыку обязательной потребностью человека и говорил, что та нередко спасала его в моменты полного отчаяния и печали. В благодарность он музыку рисовал. Его джаз-серия — особенно яркая и поющая — один из лучших примеров. 

Кажется, в одной лишь этой фразе заключена вся любовь Артура к Тате (вообще она Тамара, но для него всегда была именно Татой). Когда они встретились, на ней было ядовито сиреневое платье. И может быть именно поэтому, много лет спустя, он напишет самый известный ее портрет: в ядовито-сиреневом платье.  

Я — человек свободный

Так Никитин назвал альбом своих работ, вышедший в 2012-м. Заявление, рискнувшее характеризовать его творческую деятельность в целом и его личность в частности.

Через 10 лет его не стало.