Даже если не брать во внимание архитектуру, то чего только стоят музей стим-панка, улиточная ферма и сказочная галерея, где каждый может перевоплотиться в нарядную куклу. Эти уникальные достопримечательности города мы подробно описали в обзорном материале для Neighborhood. А теперь предлагаем подробнее разобраться в феномене прейльской архитектуры 1990–2000-х годов, а также поговорить о не менее важных памятниках советской эпохи.
Ещё в 1970-е годы в странах Западной Европы и США наметился переход от утилитарного и аскетичного модернизма к игривому и эклектичному постмодерну. К 1980-м эти тенденции добрались и до Латвийской ССР, но подобные западные «шалости» не очень приветствовались в центральных руководящих органах. Постмодернизм воспринимался как деструктивное, антирациональное явление. По этой причине попытки архитекторов проектировать в постмодернистском ключе были довольно осторожными и нередко советский постмодерн называют «робким».
С развалом Советского Союза наступает новая эпоха. Архитекторы экспериментируют в разных направлениях, что рождает большое разнообразие художественных стилистик: от контекстуализма, подражающего окружающей застройке, до контрастных «стекляшек». Прейли — очень показательный город, чтобы изучить многообразие постсоветского постмодернизма.
Реваншизм и регионализм
Незадолго до развала Советского Союза начала смягчаться антирелигиозная политика государства. Постепенно строились новые храмы разных конфессий и направлений. Самые нестандартные проекты встречаются у лютеран и католиков, но в лихие 90-е на смелые эксперименты иногда шли даже староверы. Редкий пример постмодернистской архитектуры старообрядческого моленного дома находится в Прейли на улице Jelgavas, 33.
Первый деревянный храм для староверов появился в городе еще в 1905 году. За несколько десятков лет он несколько раз горел, а в 1963 году по решению советских властей его и вовсе разобрали. В начале 1990-х верующие решили возродить церковь и начали искать средства и место для строительства. Тогда на помощь пришла Римско-католическая курия, подарившая им участок на окраине города близ староверского кладбища.
И уже в 1991 году проект нового моленного дома заказали в Санкт-Петербурге в мастерской Бориса Устинова. Одна из самых выдающихся работ этого архитектора — Дворец бракосочетаний Выборгского района Петербурга, в динамике форм которого можно найти параллели с прейльской постройкой.
Строительство храма задумывали ещё в Латвийской СССР, а освятили здание только в конце 1996 года — уже в независимой стране.
В архитектурном решении прослеживаются региональные черты латвийского постмодернизма: внешний аскетизм дополняется динамичными острыми формами, а ярко выраженные треугольные крыши отсылают к средневековым и народным постройкам. Это говорит об уважении к местным культурным особенностям и внимании к окружающей камерной застройке. Но, прежде всего, этот проект берет реванш над политикой государственного атеизма СССР: пока Союз разваливался, церковь строилась.
Контекстуализм
Бережное отношение к окружающей застройке и попытки вписаться в стилевой и высотный контекст привели к появлению архитектуры, которая мимикрирует под соседние здания.
В Латвии такое явление наиболее характерно для построек 1990-х — начала 2000-х годов. Хороший пример можно найти на улице Brīvības, 5a. Этот торговый центр не пытается полностью подражать старой эклектичной архитектуре, стоящей по соседству с ним, но старается сохранить камерную атмосферу улицы. Он не орет на собственный лад, а вступает в спокойный диалог с соседями, сохраняя при этом индивидуальность.
Динамичный зигзаг крыши завершается странной кирпичной формой, напоминающей фонарь с закрученным основанием. Этот яркий архитектурный элемент стилистически перекликается с кирпичным домом неподалеку.
Фьюжн
Так красиво называется художественное направление, пытающееся сочетать несочетаемое. Ну кто в 2000-е годы не мечтал сделать евроремонт в своем доме в духе фьюжн? Тогда это было самым модным веянием.
Странные кривые формы дополняются классическим декором, многочисленными нишами в хаотичном порядке и контрастными материалами — вот она подлинная красота постмодерна. Согласитесь, что довольно иррационально строить сквозной арочный проем с балконом, к которому нет ни единого подхода.
А вот в здании ресторана Levaž на улице Kooperatīvā, 1c просто взяли и сделали так. Советские архитекторы — приверженцы утилитарного модернизма обязательно спросили бы архитектора: «А для чего это?». Но постмодернист со спокойной душой может ответить — «Да просто так!».
Деконструктивизм
Одно из самых популярных течений в постмодернизме — деконструктивизм. Представьте себе простое по форме функциональное здание, которое нарезали на разные кусочки и соединили их в случайном порядке. Подобными художественными средствами пользовался архитектор при создании торгового центра на улице Brīvības, 12. Но даже такая дерзновенная стилистика не нарушает общего контекста центральной улицы. Это здание вполне неплохо вписывается в окружающую низкоэтажную застройку, включающую здания XIX–XX веков.
Советское наследие
Игривая постмодернистская архитектура во многом противопоставляется советскому утилитаризму. При сравнении построек 1990-х годов с теми, которые сделали в 1970-е, иногда складывается впечатление, что после длительного воздержания проектировщики занялись развратным сексом. Каких только форм они не вытворяли!
Но желание делать новую архитектуру не означает уничтожение старой. И в Прейли с уважением относятся к наследию прошлого. Здесь можно полюбоваться на сохранившиеся металлические рельефы времён СССР. В хорошем состоянии находятся панно, украшающие здание почты на бульваре Raiņa, 21 и офиса компании Preiļu siers на улице Daugavpils, 75.
Капиталистический романтизм
Архитекторы в 1990–2000-х не только дискутировали с советским прошлым, но и вдохновлялись досоветской эпохой. На смену плановой экономике пришла рыночная система со своими правилами, но уставшие от строгих ограничений проектировщики хотели немного расслабиться и поиграть. Многие обратились к средневековой архитектуре, кто-то вдохновлялся архитектурным наследием XIX — начала XX века, а некоторым пришлось по душе ар-деко 1920–1930-х годов. Романтизация старой архитектуры стала главной движущей силой латвийской разновидности постмодернизма.
В Прейли, как и во многих других местах страны, сохранилось множество прекрасных образцов неоготики. Конечно, такое окружение повлияло на художественное решение постмодернистских проектов. С одной стороны, по своему масштабу новые строения не должны спорить с достопримечательностями местного усадебного парка, но с другой, они стараются органично вписаться в стилистику исторического ансамбля.
В итоге заказчики и проектировщики в постсоветский период далеко не всегда следовали заветам капитализма по максимальному извлечению прибыли: строили не для того, чтобы зарабатывать, а зарабатывали, чтобы строить. Вот такие романтики формировали архитектурный облик освободившейся от советской оккупации независимой Латвии.